Три дня назад мы окончательно утвердили дату съёмки с мамой маленькой Маруси. Но всё, что могло пойти не так, в назначенный день пошло не так.

Началось всё с погоды. Вопреки солнечным прогнозам на небе сидели противные тучи с черными перламутровыми переливами. Я грустно посмотрела сначала на них, потом на свои сумки и, вздохнув, сбросила вызов — мама не отвечала, видимо, телефон был на беззвучном. Пришлось отпустить машину перед шлагбаумом и весело тащить сумки до подъезда. Он был самым последним в длинном туловище дома. Но это всё мелочи жизни.

Добравшись на 15-й этаж до Маруси (нет-нет, лифт работал), я обнаружила, что дома из взрослых кроме меня и мамы никого не было. Папа уехал на время съёмки, считая всё это ненужной глупостью, и это был очень разумный поступок с его стороны.

Комната была одна, небольшая, посередине стоял диван, а за окном была отличная лоджия, которая съедала весь свет — страшный сон любого фотографа новорождённых, снимающего только с естественным светом. «Прорвёмся», — подумала я и, не теряя времени, я принялась распаковывать реквизит.

Переодевшись и помыв руки я наконец-то взяла чудесную Марусю на руки.

На меня смотрели два любопытных глаза, которые выспались и были готовы к изучению окружающего мира. Но мы же тёртые калачи! Поукачиваться полчаса оказалось совсем незаметной мелочью, во время которой мы с мамой успели обсудить где рожали, как ходили беременность, как выбрали такое чудесное имя для малышки.

Маруся тем временем прикорнула и я, подмигнув маме, пошла к пуфу для позирования. Благополучно переложив маленькую сплюху с рук в базовую позировку на живот, я занялась деталями образа, доводя его до совершенства. Прогиб в спинке у Маруси был идеален. Сладкие щёчки красиво улеглись на подушке. Украсив причёску цветочной повязкой, мы поправили чёлочку — обязательный пункт программы. В последнюю очередь принялись за пальчики. Медленно и занудно (так умею только я) каждый пальчик раскладывался в естественное и непринуждённое положение. Та-дам! придерживая получившуюся конструкцию руками, я оглядела её со стороны:

— Ицпёрфект!

И тут на всю квартиру зазвонил домофон. Маруся встрепенулась, вся конструкция в моих руках рассыпалась...

В квартиру поднималась медсестра из поликлиники. Её ждали вчера, но раз уж вы решили сегодня, то, конечно, заходите. Мы срочно эвакуировались с пуфа, избавляясь по пути от нарядов.

Шумно раздевшись и шурша завязанными на ногах мешками, медсестра зашла в комнату и чрезмерно оптимистично, с интонацией Карлсона прокричала:
- Прррррривет, малыш!

Как с другой планеты, чесслово. Зачем? Зачем кричать новорождённым? Пришёл в дом к грудному ребёнку - сразу убавляешь громкость голоса и степень своей активности, а потом без резких движений настраиваешься на их волну.

Медсестра провела инструктаж, велела срочно проветрить «эту баню», и буквально через пять минут также громко удалилась из квартиры. Маруся окончательно проснулась. Что ж, бывает, но это всё мелочи жизни, главное, что теперь мы остались одни и можем продолжить съёмку.

Начали с начала — поели, покачались, уложились, нарядились, чёлочка, пальчики, ура! В нашем деле очень часто самое главное — начать. Отсняв базовую позировку в шикарном исполнении Маруси, мы решили посниматься в корзинке, а потом с мамой.

Я бережно переложила Марусю в корзинку, где-то по пути потеряв её сон. Это было неудивительно — столько сегодня было суеты не по делу.

Я покачивала маленькое чудо вместе с корзинкой, чудо бесконечно зевало, но всё никак не засыпало. Но уже вот-вот. Но пока никак. Мама сидела рядышком с нами. Всё было хорошо. До тех пор, пока не вернулся папа: отведённые нам два часа на съёмку давно закончились.

Папа стоял на пороге, молча наблюдая за нами. И тут случилось непоправимое — Маруся высказалась. Видимо, от усталости. Очень коротко и конкретно один раз сказала «Мяу!». Дальше всё происходило молниеносно. Я даже подумала, что меня снесёт волной папиного возмущения.

— Съёмки не будет! — кричал он, унося дочь.Мы с мамой молча смотрели на это похищение и не знали, что делать дальше.

Я, конечно, фанат новорождённой съёмки, но — только по обоюдному согласию, а раз папа сказал «нет» — это значит я начинаю собирать реквизит.

В какой-то момент я посмотрела на маму. Что ж за день-то… Мама плакала. Молча и горько. А вот это уже точно была катастрофа. Я не знала что делать и совсем неожиданно для себя — скорее всего, из женской солидарности — я заревела. Не так чтобы в голос, но мама удивилась и замолчала. Хлопнула входная дверь, на пороге комнаты появилась бабушка. Теперь удивилась я (проходной двор, чесслово) и тоже замолчала.

Оглядев наше мокрое царство и выяснив причину, бабушка отправилась к папе. В квартире повисла тишина, мы с мамой обратились в слух. «Кормящая мать… молоко… идиот… я сказала…» Через пару минут бабушка появилась в комнате с внучкой на руках.

Я приняла спящую Марусю так бережно, так заботливо уложила и так красиво сфотографировала, что она ни разу больше не мяукнула. Разразившаяся катастрофа медленно переходила в разряд мелочей жизни, потому что мама улыбалась, чувствуя, что у нас всё получилось.

Домой я добралась без происшествий. Таксист даже ничего не спросил про сумки… Но это уже совсем другая история)